Профессор В.Палей
Банда
Басмачи
|
Памир
Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...
ОРГАНИЗАЦИЯ ТКЭ Но прежде чём
приступить к описанию двух моих первых памирских путешествий, в которых было много событий, необычных и неожиданных,
я расскажу о том, как была организована ТКЭ.
которые по своей ли вине или по причине загруженности прочей научной работой мешкали или слишком «медленно
торопились». И постепенно в наш лагерь «воинствующих организаторов» переходили
все новые и новые люди.
В московском научном штабе
Шла зима. В Ленинграде
появился энергичный работник — Ольга Александровна Крауш,
которая раньше работала у А. Е. Ферсмана. Заняв должность второго секретаря
экспедиции, она с первого же дня вошла в самую сердцевину дела и повела его с
умом и тактом. Такт был необходим потому, что в процессе организации иногда
возникали мелкие конфликты между научными
работниками — из-за личных ли отношений, из чувства ли неверно понятого
самолюбия, или еще по каким-либо неясным для нас причинам. Тот хотел ехать
начальником отряда, а его утверждали помощником; этот интересовался одним районом, а его посылали в другой, практически
гораздо более важный; другой хотел иметь в караване своего отряда двенадцать
лошадей, а ему предоставляли только одиннадцать; четвертый обижался, что, выдав ему на руки сметные
деньги на полевые работы, мы попридержали, опасаясь перерасхода,
деньги, полагавшиеся на камеральную обработку будущих коллекций; пятый... Но
ведь не перечислить всех мелочных вопросов, для разрешения которых требовался прежде всего такт.
Дело уже разрослось
необычайно. Работать без ежедневного личного общения с академиками,
возглавлявшими экспедицию, стало невозможно. Не помогали ни мои ежесуточные
рапорты, ни еженощные телефонные разговоры по прямому проводу Ленинград —
Москва. Пришлось выехать в Москву. В Москве, в приютившейся под крылышком Комиссии
содействия ученым конторе экспедиции, с утра до ночи шумели и волновались
многочисленные сотрудники. Контора эта походила на штаб времен гражданской
войны. Так мы и называли ее — штабом. Папки с бумагами, карты, книги, образцы
снаряжения загромождали коридор и комнаты, столы, диваны и стулья. Научные
работники приезжали из Ленинграда и засиживались здесь до глубокой ночи. Ночью
на полу расстилался ковер, на ковре разворачивались
спальные мешки, люди
забирались в них, как на памирских высотах, и спали
рядком до утра, а проснувшись на рассвете, вновь ожесточенно принимались за
дело.
Приходил альпинист, ведавший
заготовкой высокогорного снаряжения, —
сильный и здоровый человек, спокойный, энергичный, выдержанный,
прекрасный товарищ. Он приносил с собой
образцы. Тогда здесь начинались странные дела, которые очень удивили бы случайно зашедшего, неподготовленного,
постороннего зрителя: альпинист снимал с себя элегантный пиджак,
стягивал свежевыутюженные брюки, облачался в штормовой зеленый костюм, в шакельтоны и начинал проделывать хитроумные махинации, скажем, с альпийской веревкой.
Потом цеплялся ледорубом за карниз книжного шкафа и повисал на нем. Развитое,
массивное тело альпиниста качалось навесу, и кто-нибудь из нас тянул его за
ноги. Это. называлось — испытанием прочности ледоруба.
На полу
расставлялись палатки, и мы ползком забирались в низкую, так называемую «шустеровскую»,
сшитую из пропитанного специальным составом парашютного шелка,— надо
было на себе испытать ее качества.
Однажды
вечером явился Плавунец, в ту пору еще у нас работавший. Ему хотелось удостовериться в
прекрасном впечатлении нашем от образцов альпийских ботинок, присланных накануне с фабрики. Он пришел в неудачный момент: двое
здоровяков — альпинист и геолог, пробуя все наличные ножи и даже пилу, прилагая
все свои силы, кряхтя и посмеиваясь, силились разрезать пополам тяжелый
ботинок, с толстенной — в палец толщиною — подошвой.
|