Профессор В.Палей

Банда

Басмачи

Памир

Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...

ОРГАНИЗАЦИЯ ТКЭ Но прежде чём приступить к описанию двух моих первых памирских путешествий, в которых было много событий, не­обычных и неожиданных, я расскажу о том, как была орга­низована ТКЭ.

которые по своей ли вине или по причине загруженности про­чей научной работой мешкали или слишком «медленно торо­пились». И постепенно в наш лагерь «воинствующих органи­заторов» переходили все новые и новые люди.

В московском научном штабе

Шла зима. В Ленинграде появился энергичный работ­ник — Ольга Александровна Крауш, которая раньше работала у А. Е. Ферсмана. Заняв должность второго секретаря экспе­диции, она с первого же дня вошла в самую сердцевину дела и повела его с умом и тактом. Такт был необходим потому, что в процессе организации иногда возникали мелкие кон­фликты между научными работниками — из-за личных ли отношений, из чувства ли неверно понятого самолюбия, или еще по каким-либо неясным для нас причинам. Тот хотел ехать начальником отряда, а его утверждали помощником; этот интересовался одним районом, а его посылали в другой, практически гораздо более важный; другой хотел иметь в караване своего отряда двенадцать лошадей, а ему предо­ставляли только одиннадцать; четвертый обижался, что, вы­дав ему на руки сметные деньги на полевые работы, мы по­придержали, опасаясь перерасхода, деньги, полагавшиеся на камеральную обработку будущих коллекций; пятый... Но ведь не перечислить всех мелочных вопросов, для разрешения которых требовался прежде всего такт.

Дело уже разрослось необычайно. Работать без ежеднев­ного личного общения с академиками, возглавлявшими экс­педицию, стало невозможно. Не помогали ни мои ежесуточ­ные рапорты, ни еженощные телефонные разговоры по прямому проводу Ленинград — Москва. Пришлось выехать в Москву. В Москве, в приютившейся под крылышком Ко­миссии содействия ученым конторе экспедиции, с утра до ночи шумели и волновались многочисленные сотрудники. Контора эта походила на штаб времен гражданской войны. Так мы и называли ее — штабом. Папки с бумагами, карты, книги, образцы снаряжения загромождали коридор и комна­ты, столы, диваны и стулья. Научные работники приезжали из Ленинграда и засиживались здесь до глубокой ночи. Ночью на полу расстилался ковер, на ковре разворачивались

спальные мешки, люди забирались в них, как на памирских высотах, и спали рядком до утра, а проснувшись на рассве­те, вновь ожесточенно принимались за дело.

Приходил альпинист, ведавший заготовкой высокогор­ного снаряжения, — сильный и здоровый человек, спокойный, энергичный, выдержанный, прекрасный товарищ. Он прино­сил с собой образцы. Тогда здесь начинались странные дела, которые очень удивили бы случайно зашедшего, неподготов­ленного, постороннего зрителя: альпинист снимал с себя эле­гантный пиджак, стягивал свежевыутюженные брюки, обла­чался в штормовой зеленый костюм, в шакельтоны и начинал проделывать хитроумные махинации, скажем, с альпийской веревкой. Потом цеплялся ледорубом за карниз книжного шкафа и повисал на нем. Развитое, массивное тело альпи­ниста качалось навесу, и кто-нибудь из нас тянул его за ноги. Это. называлось — испытанием прочности ледоруба.

На полу расставлялись палатки, и мы ползком забирались в низкую, так называемую «шустеровскую», сшитую из про­питанного специальным составом парашютного шелка,— надо было на себе испытать ее качества.

Однажды вечером явился Плавунец, в ту пору еще у нас работавший. Ему хотелось удостовериться в прекрасном впе­чатлении нашем от образцов альпийских ботинок, присланных накануне с фабрики. Он пришел в неудачный момент: двое здоровяков — альпинист и геолог, пробуя все наличные ножи и даже пилу, прилагая все свои силы, кряхтя и посмеи­ваясь, силились разрезать пополам тяжелый ботинок, с тол­стенной — в палец толщиною — подошвой.