Профессор В.Палей

Банда

Басмачи

Памир

Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...

МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ НА ПАМИРВ Геологическом комитете. Год 1930-й

ущельях кишлаки Горного Бадахшана. И главное впереди — особенные скудость, ясность и простота форм жизни, кото­рые обозначат дни и месяцы каждого двинувшегося туда чело­века.

Еще вчера — кипучая организационная деятельность, забо­ты, хлопоты, а сейчас — бездонная тишина, в которой только мягкий топот копыт, гортанные понукания караванщиков, свист бичей да медлительный перезвон бубенчика под гривой первой вьючной лошади каравана. Теперь каждый из путников предо­ставлен себе самому. Все черты характера, все физические спо­собности каждого приобретают огромное, непосредственное, за­метное всем значение. Никаких условностей и прикрас: все как есть! Если ты мужествен, неутомим, спокоен, энергичен, честен и смел, ты будешь уважаем, ценим, любим. Если нет — лучше вернись обратно, пока не поздно. Здесь, в долгом пути, время тебя обнажит перед всеми, ты никого не одурачишь и не обма­нешь, все твои свойства всплывут наружу. Ни красноречие, ни объем твоих знаний, ни степень культурности — ничто не воз­высит тебя над твоими товарищами, не послужит тебе в оправ­дание, если ты нарушишь точный, простой, неумолимый закон путешественника.

Все это промельнуло в уме мгновенно, но с беспредельной отчетливостью, — так отчетлива, полна и мгновенна бывает предсмертная мысль, и, может быть, именно поэтому созерца­ние дальних, вечных снегов влекло к раздумьям о величии жиз­ни и смерти. Горы — это будет иное, для многих сейчас еще неведомое существование, которым сменится прошлый, обыч­ный образ городской жизни.

Георгий Лазаревич! — в задумчивости сказал я Юдину, который, подъехав сзади, придержал рядом со мной своего коня. — Вы никогда не испытывали пространственного голода?

Какого голода? — внимательно взглянув мне в глаза, переопросил Юдин.

Пространственного, — почему-то вдруг смутившись, по­вторил я. — Ну, такого особого чувства тоски по постоянному передвижению.

Не знаю, пространственным ли его назвать, а голод я ощущаю. Еще какой! Так и съел бы сейчас баранью ляж­ку! — с веселой насмешливостью заявил Юдин. — Особенно если с лучком поджарить... С утра ничего не ел!

Понимаю,—окончательно смутился я. — Ну, это я так... Поезжайте, я вас догоню!

А что, вы тоже объелись этого проклятого зеленого урюка?.. Я говорил вам:, не увлекайтесь! Я резко выпрямился в седле и хлестнул камчою по крупу коня. Бедняга, озлившись на незаслуженный удар, рванулся вниз с перевала галопом.

— Павел Николаевич! Ноти лошади поломаете! — донесся сзади наставительный голос Юдина.

Я осадил коля, поехал медленным шагом, откинулся в стре­менах и только тогда оглянулся.

А оглянувшись, увидел караван, вытянувшийся на спуске, и впереди каравана группу всадников. Юдин, петрограф Н. С. Каткова, прораб, оба коллектора... Трое караванщиков,