Профессор В.Палей


Банда


Басмачи

Памир

Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...

МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ НА ПАМИРВ Геологическом комитете. Год 1930-й

Я знал, что эту страну гигантских гор называют «Подножием смерти» и «Крышею мира», что до середины XVIII века сведений о ней вообще поч­ти не было — они ограничивались лишь несколькими строками, в дневниках китайского путешественника Суэнь Цзяня, кем впервые (в VII веке) упомянут Памир, и венецианца Марко Поло, прошедшего через Памир в XIII веке.

В 1930 году эта страна, вдвигающаяся на карте клином в Индию, Афганистан и Китай, была все еще мало исследова­на. Русские геологи, ботаники, этнографы проникали на Па­мир с семидесятых годов прошлого века, но знания, приобре­тенные ими, ограничивались лишь склонами тех хребтов, что высились над узенькими линиями их маршрутов. Чуть в сторону от этих маршрутов все горы оставались никому из исследователей неведомыми.

Первым европейцем, прошедшим с севера на Памир до Аличурской долины, был И. А. Северное—в 1878 году. Первым европейцем, посетившим Шугнан, был русский ботаник А. Э. Регель — в 1882 году. Первым русским геологом, совер­шившим маршрут по Восточному Памиру, был горный инженер Г. Л. Иванов. Ряд других исследователей Памира после них совершали разные маршруты, но начало систематическому, всестороннем}/ изучению Памира было- положено лишь в 1928 году. Тогда на Памир отправилась комплексная экспе­диция Академии наук СССР. Ее участники прошли и изучили неведомую1 область самого большого на Памире белого пят­на —область исполинского современного оледенения. Дотоле никто не знал, что собою представляет высокогорный бассейн ледника Федченко, открытого и названного так энтомологом В. Ф. Ошаниным в. 1878 году.

Рухнули легендарные, созданные прежними иностранными путешественниками, близко не подходившими к этой области, фантастические представления о будто бы обитавшем здесь «племени карликов» (датчанин Олуфсен и другие) и о разных других чудесах. Появились первые точные знания — географи­ческие, климатические, гляциологические. Нужны были и точ­ные геологические знания обо всем Памире, на котором и после 1928 года все еще оставались белые пятна, хоть и меньших раз­меров. Мне предстояло работать сначала на Восточном Пами­ре, пересеченном во многих направлениях уже многими иссле­дователями, .а затем углубиться в никем не исследованное хаотическое сплетение горных хребтов междуречья Пянджа и Шах-Дары. Долины Восточного Памира взнесены на четыре тысячи метров над уровнем моря, а гребни гор возвышаются над долинами еще километра на полтора, на два. Именно об этих местах писал Суэнь Цзянь: «...царствует здесь страшная стужа, и дуют порывистые ветры. Снег идет и зимою и летом. Почва пропитана солью и густо покрыта мелкой каменной рос­сыпью. Ни зерновой хлеб, ни плоды произрастать здесь не мо­гут. Деревья и другие растения встречаются редко. Всюду дикая пустыня, без следа человеческого жилища...»

Столь же унылым представал передо мною Памир и в опи­сании Марко Поло:

«...поднимаешься на самое высокое, говорят, место на све­те... Двенадцать дней едешь но той равнине, называется она Памиром; и во все время нет ни жилья, ни травы, еду нужно нести с собой. Птиц тут нет оттого, что высоко и холодно. От великого холода и огонь не так светел и не того цвета, как в других местах...»

Отправляясь иа Памир в 1930 году, я знал, что мой путь верхом, с караваном, будет длиться несколько месяцев, что там, где не пройти лошадям, придется пробираться пешком, что в разреженном воздухе будет трудно дышать, что пульс у здорового человека на этих высотах достигает ста пятидеся­ти ударов в минуту.