Профессор В.Палей


Банда


Басмачи

Памир

Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...

МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ НА ПАМИРВ Геологическом комитете. Год 1930-й

. Эти работники нау­ки рангом пониже. Их двадцать. Всех научных работников, занятых геологическими исследованиями на всем пространстве России, насчитывается сто пятьдесят человек.

Да... Так было, кажется, еще совсем недавно. Так было до 1920 года — года революционной реорганизации коми­тета.

Почти все тридцать штатных геологов работали над состав­лением стоверстной геологической карты России. Но и за де­сять лет работы они могли бы составить только ничтожную ее часть. Их теоретический вклад в сокровищницу науки был це­нен, но слишком мал. Многие из них к тому же презирали вся­кий «практицизм», считая, что их долг служить только «чистой» науке.

Профессор Палей отнял ладони от лба, открыл серые, вы­цветшие глаза и взглянул на часы. Вставая, он едва не задел локтем кучу образцов и, побледнев, отшатнулся — всю жизнь считал он, что рассыпать фауну было бы святотатством... Но такая здесь теснота!.. Молча, с предельною аккуратностью он переложил образцы подальше от края стола, снова взглянул на часы («уже началось, наверно») и ..направился, к двери.

В прежнее время в коридоре комитета можно было бы устраивать велосипедные гонки. Прямой и широкий, от одного до другого конца он тянулся не менее чем на полкилометра. По одной его стороне мелькали однообразные двери, по другой стороне — такие же однообразные широкие окна. Теперь кори­дор был рассечен по всей длине невысокою тонкою переборкой. Мелко нарезанные клетушки занимали все пространство между переборкой и окнами. В клетушках упирались друг в друга столы, и зеленый свет абажуров настольных ламп смешивался с дневным зимним сумраком, плывущим из окон. Над столами склонялись бесчисленные, бледные от двойного света лица со­трудников. В каждой клетушке помещался какой-нибудь отдел или сектор огромного учреждения. Пространство между пере­боркой и дверями осталось коридором, который стал вдвое уже прежнего. Вся переборка была заклеена картами, диаграмма­ми, профилями, схемами, стенными газетами, приказами и уведомлениями. Между дверями высились забитые книгами шкафы и все те же ящики с образцами пород. В оставшемся проходе двигались, топтались, как в трамвае, раздвигая один другого, люди. Все они работали в одном учреждении, но боль­шинство из них не знало друг друга. Здесь были профессора, горные инженеры, бухгалтеры, лаборанты, студенты, чертеж­ники,, топографы и коллекторы. Здесь были стратиграфы, па­леонтологи, петрографы, картографы, геофизики, минералоги. Здесь были мужчины и женщины, юноши и старики — комму­нисты, комсомольцы и беспартийные; люди в пиджаках и кожаных куртках; в бухарских тюбетейках и в мордовских ме­ховых шапках; в болотных сапогах и в лакированных туфель­ках. Половина этих людей была начальниками и сотрудниками геологических, поисковых и разведочных партий, по весне от­правлявшихся во все углы Советского Союза:  в Хибины и в Бурят-Монголию, на Камчатку и на Кавказ, на Новую Зем­лю и в Казахстан, к границам Афганистана и к границам Нор­вегии. Поздней весною коридор пустел. Летом он был безлю­ден, как ночная захолустная улица. Но сейчас, в конце зимы, он был подобен перрону вокзала, отправляющему поезда каж­дые десять минут. Люди готовились к полевой работе. Люди бились за сметы, за планы, за снаряжение и продовольствие, за каждый инструмент, за штаты, за ассигнования. Люди штурмовали кабинеты профессоров, лаборатории, кладовые,