Профессор В.Палей

Банда

Басмачи

Памир

Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...

МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ НА ПАМИРВ Геологическом комитете. Год 1930-й

бывал в этих краях весной, всю свою жизнь будет стремиться сюда.

В юго-восточном углу Ферганской долины расположен ма­ленький город Ош. Древний город, который упоминали китай­ские летописцы и другие азиатские путешественники еще тысячу лет назад. Через этот город, расположенный на пересе­чении больших караванных путей, монгольские ханы и китай­ские купцы возили свои товары в пределы современной Европы. Через Ош проходили орды завоевателей. Из Оша начинается караванный путь на Памир. Здесь обосновываются исходные базы всех памирских экспедиций. На берегу реки Ак-Бура, в маленьком доме местного агронома Кузьмы Яков­левича Жерденко, организовали нашу базу и мы. Нам пред­стояло нанять лошадей для каравана, закупить сахар, муку, рис, овощи и другие продукты, которые не было смысла везти из Ленинграда. Мы провели в Оше почти две недели.

Я был молод, полон сил и энергии. Впервые пускаясь в столь дальнее «настоящее» путешествие, я, конечно, был на­строен романтически, а потому Ош в том 1930 году представ­лялся мне городом необыкновенным. Казалось бы, какая осо­бая разница была между ним и другими известными мне городами? Я не говорю о Ленинграде и о Москве: в них, конеч­но,, совсем другая, суровая, северная природа. Они провожали меня мутным апрельским небом, рыжим, тающим снегом улиц, каменными громадами многоэтажных домов.

Но, например, Ташкент, Андижан, — чем отличались они от Оша? Пожалуй, только своими размерами. Те же аллеи зыблющихся тополей вместо улиц, та"кие же арыки, омываю­щие корни тополей и ноги узбеков-прохожих. Такая же насы­щенность воздуха тонкими ароматами цветущих абрикосовых деревьев, миндаля и акаций, такие же, наперекор дневному зною и ночной духоте, холодные реки; такие же бледные, лег­кие очертания снежных гор по краям голубого, словно зане­мевшего неба. В чем же дело? Может быть, Ош вообще не был похож на город? Нет. Напротив. В нем дымила длинная труба большой шелкомотальной фабрики. В нем, пересекая арыки, громыхали тяжелые тракторы, проезжая по кратчайшему пути от одного колхоза к другому. В нем было много мягких извоз­чичьих экипажей, запряженных парою лошадей, и были авто­бусы Автопромторга. Может быть, Ош казался мне тише, спо­койнее других городов? Тоже нет. В нем бродили толпы наро­да — узбеков, киргизов и русских, в нем по пятницам шумели многоголосые пестрые базары, такие, что автомобиль и арба одинаково вязли в гуще говорливых людей, а по другим дням шла буйная торговля на маленьком новом «Пьяном базаре»; в нем физкультурники собирались на площадках городского сада, где по вечерам ревел духовой оркестр, кричали морожен­щики; а в другом саду шли спектакли... Может быть, в том тридцатом году этот город еще сохранял в себе экзотичность древней Азии, превыше всего почитавшей пророка? Того самого, уставшего¹ от тяжелых странствий, который будто бы остановил своих быков словом «ош» (в переводе на русский — «стой») вот под этой скалистой грядой, что от века называется Сулейман-и-тахта? Думаю, не ошибусь, сказав еще раз: нет. Какая уж экзотичность, если громкоговорители заливались со­ловьями над старинной крепостью и по всем углам города? Если с каждым днем все ближе подбирался к нему железно­дорожный путь от станции Кар асу? Если в школах мусульмане читали книги Ленина, Сталина, обсуждали план пятилетки? Если в сельсоветах столь же горячо обсуждались сроки трак­торных полевых работ? Если продавцы газет осаждались тол­пами покупателей в полосатых халатах, больные шли не к та-бибам