Профессор В.Палей

Банда

Басмачи

Памир

Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...

БАСМАЧИ. От Оша до Ак-Босоги. 7 мая 1930 года вместе с Юдиным и Бойе я выехал из Оша вдогонку нашему каравану

же самое. Бой и стрельба. Палят вниз, я не знаю, в кото. Снизу отвечают. Кто- там? Сердце совсем расходилось. Быть может, спасение? Ожесточенные залпы. Минут не опре­делить. И разом, словно смахнуло стрельбу, — тишина. На миг. За ней удесятеренный вой, басмачи срываются с мест, вскакивают на лошадей и потоками льются вниз. Они побе­дили. Там тоже все кончено. Меня больше не держат. Я на краю лога. На другой стороне — группа всадников: старики. «Штаб». Закирбай и Юдин на одной лошади. Как мне про­браться туда? Пытаюсь объяснить: «хочу туда... к товари­щу... можно?» Не пускают. Все же незаметно спускаюсь по склону. Не удерживают. Дошел до середины спуска. Рев и камни... Меня забрасывают камнями. Два-три -сильных уда­ра по руке, в грудь... Целятся в голову. Камни летят потоком. Елееле выбираюсь назад. Орут, угрожают. Ладно!.. Басмач глядит на меня в упор. Взгляд жаден. Как намагниченный, медленно, вплотную, подходит. Глядит не в глаза, ниже — в рот... Тянет руку ко рту. Мычит. Он увидел золотой зуб. Медлит, разглядывая, и я замыкаю рот. Резко хватает меня за подбородок, вырываюсь, он — сильнее, сует грязный па­лец в рот, нажимает. Вырываюсь. Маня удерживают другие, им тоже хочется получить золото. Претендентов много. Они дерутся за право вырвать мой зуб. «Яман, яман», — жестами, словами, хочу объяснить, что зуб вовсе не золотой, просто — тонким слоем «покрашен золотом». Как объяснить? Дерутся и лезут. Подходит старик, тот, развязавший руки, отгоняет их. «Штаб» переезжает на эту сторону, чтоб отсюда, по щели, спуститься вниз.

Мы на дергающихся крупах, вместе наконец, — Юдин, я, Осман. Орава увлекает нас вниз. Вниз, к реке, через реку, по левому борту ложа, вверх, тут глубокое ущелье бокового притока: речка Куртагата. Над устьем ее на ровной площадке копошащаяся орда басмачей. Что они делают там? Мы, при­ближаясь, видим: там маленькая, отдельная, неподвижная группа. На краю площадки, над обрывом к реке... Пленные? Да. Их хотят расстрелять. Вот они встают в ряд. Мы ворва­лись на площадку, смешались. Внимание басмачей от плен­ных отвлечено. Это русские?.. Женщины, среди них женщи­ны... У меня защемило сердце. Меня сбросили с лошади. В давке бесящихся, лягающихся лошадей я верчусь, уверты­ваюсь от топчущихся копыт, — не задавили бы! Из толпы рвутся выстрелы в воздух. Вот наш карабин, басмачи спорят, силясь исправить его. Смотрю на русских сквозь беснование толпы. Они неподвижны. Их неподвижность в этой свалке поразительна. Словно они изваяния. Словно они из красной меди, — это от заходящего солнца. Они стоят рядом: три женщины, четверо мужчин. Женщины — в высоких сапогах, в синих мужских галифе, в свитерах. Разметанные волосы, красные лица — красный свет заливает их мятущиеся глаза. Слева мужчина: высокий, очень сухощавый, узкое, умное лицо, небритые щеки, пестрая тюбетейка, роговые очки... На руках он держит ребенка лет трех. Ребенок припал лицомк его плечу, боится. Второй мужчина — коренастый, плотный, широкоплечий, такими бывают дюжие сибиряки. Белый ту­луп накинут на плечи. По груди, на согнутую в локте руку набегает кровь. Ранен в плечо. Третий — молодой парень в защитной гимнастерке, светловолосый, без шапки. Чуть позади — узбек, в полосатом халате, молитвенно сложил руки. Его лица я не помню. Все семеро молчат в тоскующем ожидании. Ни словом перекинуться мы не можем, да и не следует, да и что.мы сказали б друг другу? Гвалт забивает уши. Их окружают, ведут мимо меня, и высокий говорит жен­щинам: «...главное не надо бояться... держитесь спокойнее...

все будет хорошо, не надо бояться...» Их уводят по горной тропе вверх, откуда валится красный пожар заката. Что сде­лают с ними?

О, теперьто я знаю, что сделали с ними!

Кто были эти люди, мне стало известно, значительно поз­же. Тот высокий, с умным лицом, что держал на руках ре­бенка, — это был Потребицкий, заведующий Узбекторгом на Посту