Профессор В.Палей
Банда
Басмачи
|
Памир
Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...
БАСМАЧИ. От Оша до Ак-Босоги.
7 мая 1930 года вместе с Юдиным и Бойе
я выехал из Оша вдогонку
нашему каравану
глаза его закатились, лицо было белым — странная зеленая
бледность. Я сжал кисть его руки: пульса не было. Подбежавший вслед за мною,
так же как и я, обчищенный Юдин тоже пытался
прощупать пульс и обнаружить признаки жизни. Сомнений, однако, не было.
—,
Убит! — глухо произнес Юдин.
Я не успел ничего сказать:
налетевшие снова басмачи схватывают меня сзади, ставят на ноги, больно загибая
мне локти назад. Помню, я крикнул сгрудившимся вокруг басмачам, головой указывая
на тело Боне: — Яман... яман...
Один засмеялся, другой
спрыгнул с лошади, повернул ее задом. Крепко держат меня и Юдина. Обматывают
арканом ноги Боне, другой конец аркана
привязывают к хвосту лошади. Удар камчой — и лошадь идет вперед, волоча по
камням тело Бойе, ставшее вдруг почему-то особенно
длинным. Вижу: его голова и откинутые назад руки прыгают с камня на
камень. Я забыл, что он мертв, мне подумалось: «Ему больно», и самому мне
вдруг до тошноты больно, я вырываюсь, бегу вслед, но V кустов меня снова схватывают, а
его отвязывают от хвоста лошади и бросают
здесь.
Меня
вскинули на круп лошади к какому-то басмачу и, окруженного оравой
всадников, карьером повезли назад, через реку,
туда, где стояли наши верблюды. В пестроте халатов мелькнула фигура Юдина: его
везли так же, как и меня.
Первые часы в банде
Вся страна сплеталась из
горных хребтов. Они сверкали снегами, и в расположении их была величайшая
путаница. Множество лощин и долин покоилось
между ними. В разные стороны текли реки. Всюду царило, глубочайшее
безмолвие, и необъятным казалось безлюдье. Даже ветер не нарушал покоя высоких
пространств. Над всем этим, в лучах солнца, синело
бестрепетное чистое небо. И только в одной точке бесновалось галдящее скопище людей. Гуща из пеших и всадников копошилась вокруг
троих. И если бы внезапно я перенесся отсюда в дом для буйнопомешанных,
он показался бы мне тишайшим и спокойнейшим местом в мире. Спокойными здесь
были только четыре верблюда, Бойе да наши
распотрошенные ягтаны и тюки, которыми распоряжались
Закирбай, Суфи-бек, мулла Таш, старики. Конечно, обо всем этом я не думал тогда.
Аркан... За спиной мне
вязали руки арканом, стягивая узлы. Словно со стороны наблюдая, я рассчитывал:
треснут или выдержат плечевые суставы? Они выдержали, и была только острая
боль. Меня протолкнули в середину гущи, к разъятым ягтанам. Здесь, такой же связанный, поддерживаемый
басмачами, Юдин называл старикам каждую из вынимаемых
ими вещей. Старики боялись, нет ли бомбы в яг-танах? К сожалению, бомб у нас
не было. Закирбай попробовал записывать вещи (это
удивило меня), но давка разорвала попытку «порядка» в грабеже, басмачи терзали
вещи и растаскивали их по щелкам. Меня поволокли назад. Вот было так:
Молодой басмач направляет
на меня ружье. Инстинкт подсказывает: я улыбаюсь... Улыбка — единственное мое
оружие... Басмач, кривя губы, кричит: он разъярен, и дырочка ствола
покачивается перед моими глазами. Словно огненная точка ходит по моей груди —
мускульное ощущение того места, куда сейчас вопьется пуля... Другой басмач отталкивает
ствол, прыгает ко мне. Его прельстили пуговицы на моей брезентовой куртке. Он
торопливо срывает их. Деревянные пуговицы, — они ломаются под грубыми
пальцами. Он все-таки их отрывает, одну за другой, шарит в моих карманах — пусто. Его отталкивают двое других: иМ тоже надо ощупать меня. В маленьком поясном
кармашке моих гали
|