Профессор В.Палей


Банда


Басмачи

Памир

Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...

БАСМАЧИ. От Оша до Ак-Босоги. 7 мая 1930 года вместе с Юдиным и Бойе я выехал из Оша вдогонку нашему каравану

он вынул их из стремян и едва не цепляет землю. Ну и рост у него! У него на ремне карабин. Висит стволом вниз. Этот все что-то отставал, останавливался, писал что-то. Теперь догнал, едет, морда лошади в хвост коню второго. Сзади, пеш­ком, четвертый... Это их повар, узбек, ничего, с ним возиться недолго.

Банда трусит: а вдруг не выйдет?

Нет. Они ничего не знают. Иначе не ехали бы так спокойно, не смеялись бы... Но из ущелья на реку выбежала лошадь, осед­ланная басмаческая лошадь, — пить воду. Кто ее упустил? Они ее заметили... Первый, маленький, указывает на нее рукой, что-то пишет. Они поняли. Э!.. Пора начинать. Скорее!.. Давай!.. Банда срывает тишину:

Э-э!.. — один голос.

Ооо-о-э-э!.. -— десятки голосов.

Ууй-оо-уу-эээй-ээ!.. — две сотни.

Боабек нажимает пальцем спусковой крючок. И сразу за ним — другие.

...Так вижу я сейчас то, что делалось вверху, на террасе.

Заметив выбежавшую на реку оседланную лошадь, я поду­мал, что это подозрительно. Указал на нее Юдину, сказал: «Вот смотрите, какая-то лошадь», — вынул часы, блокнот, записал: «4 часа 20 минут. Выбежала лошадь». Не знаю, зачем записал. Юдин, кажется, понял. Он промолчал и серьезно огляделся по сторонам. Тут я заметил голову, движущуюся над кромкой от­весной стеньг, и сказал:

— Посмотрите, вот здорово скачет!

Это была последняя свободная фраза. За ней — вой, вы­стрел, от которого разом поспрыгивали с верблюдов караван­щики и от которого закружилось сердце, и выстрелы — враз­нобой и залпами, выстрелы сплошь, без конца.

Как я понимаю, все было очень недолго, и размышлять, как мы размышляем всегда, не было времени. Потому что все из­мерялось долями секунды. Это сейчас можно все подробно об­думывать. Тогда напряженно и нервно работал инстинкт. Многое уже потеряно памятью. Я помню обрывки:

...спрыгнул с лошади, расстегнул кобуру, вынул маузер и ввел патрон в ствол...

...стоял за лошадью, опершись на седло, лицом туда, откуда стреляли...

...хотел выстрелить и подосадовал, — понял: пуля не доле­тит, и еще удивился: в кого же стрелять? (ибо их, прятавших­ся наверху, за камнями, за грядою стены, не было видно...)

...оглянулся, — Бойе передает Юдину карабин: «он испор­тился... Георгий Лазаревич, он испортился...»

...все трое (тут Османа я не видал) мы медленно, прикрыва­ясь лошадьми, отходим к тому берегу (к левому, противопо­ложному)... Пули очень глупо (как кузнечики?) прыгают по камням...

...взглянул назад: рыжая, отвесная стена. Хочется бежать, но надо (почему надо?) итти медленно... Помню, я заметил: Юдин и я прикрываемся лошадьми, ведя их в коротком поводе, а Боне тянет свою