Профессор В.Палей

Банда

Басмачи

Памир

Нам надо было идти на Памир, и мы послали в Алай киргизов с поручением передать всем, чтобы нас не боялись, потому что хотя мы и идем с отрядом, но намерения у нас мирные и никого из бывших басмачей карать мы не собираемся...

БАСМАЧИ. От Оша до Ак-Босоги. 7 мая 1930 года вместе с Юдиным и Бойе я выехал из Оша вдогонку нашему каравану

экспедиции Академии наук в 1928 году рабо­тал киргиз Джирон. Он бедняк и хороший человек; старый зна­комый Юдина. Джирон живет в кочевке Ак-Босога, за два Кило­метра от нас, через реку. Посылаем за ним киргиза, известив­шего нас о басмачах и спокойно дожидавшегося за палаткой нашего решения.

Бойе потягивается, встает — веселый, смешливый. Коротко сообщаем ему.

— Да ну? Басмачи? Вы знаете — меня не надуете. Вот здо­рово придумали: басмачи. Ха-ха! Ну что ж, им не поздоровит­ся. Я восемьдесят человек перестреляю. Я же призовой стрелок. Вот так одного, вот так другого...

Бойе моется, балаганит, прыгает, шутит.

Пьём чай в большой палатке. Приезжает Зауэрман. При­езжает Джирон. Коротко сообщают: лошадей нет, но можно достать ишаков и верблюдов. Бойе видит: мы не шутим. Сразу присмирел, молчит. Изредка, вполголоса: «Вот,это но­мер!», «Ни за что б не подумал!», «Что ж теперь делать?»

Бойе растерян. У него, как всегда, все чувства наружу. Он не умеет размышлять про себя.

Собирались мы долго. Ждали верблюдов, перебирали ве­щи, — часть мы берем с собой, часть оставляем на хранение Джирону; укладываем, связываем во вьюки. Зауэрман уехал один, не захотев дожидаться нас, высказав убеждение, что его, живущего здесь двадцать лет, не тронет никто, и обещав, в слу­чае опасности, к нам вернуться. Лагерь кишел понаехавшими с делом и без дела советчиками, любопытными. Привели верб­люда — что нам один верблюд?

Час спустя привели второго... Мало! Мы ждали. Мне было нечего делать и, разостлав на траве одеяло, разлегшись на нем, я писал подробный дневник за два дня и закончил его словами:

«10 утра. Вещи сложены. Ждем верблюдов. Сами пойдем пеш­ком. В рюкзаках — все необходимое, на всякий случай. Оружие вычищено и смазано, кроме берданки, у которой сломан боек и к которой патронов нет...» Юдин ходил по лагерю, объяснял­ся с киргизами, распоряжался. Бойе валялся на траве лицом к небу, нежась на солнце, и зачем-то поднимался на ближай­ший пригорок, я фотографировал лагерь, составлял опись иму­щества, оставляемого Джирону: фураж, мука, котел, арканы, палатки караванщиков, ушедших на Капланкуль, мешки, же­лезные «кошки», топор, что-то еще. Привели осла, привели еще двух верблюдов. Джирон все-таки достал нам трех малень­ких, несоразмерных с нашими седлами лошадей. Заседлывали, вьючили, в 11 часов 30 минут выступили: сначала караван, за ним мы верхами, Осман пешком. Встретили двух киргизов, спросили их: «Как там?» — и киргизы сказали: «Хорошо, спо­койно. Было жаркое солнце, был полдень. Горы сияли белым великолепием снегов, мы переезжали вброд реку, пересекали долину, трава пестрела маленькими цветами, мы дышали слад­ким полынным воздухом, поднимались на перевал, это был Ки-зыл-Белее, или по-русски «Красная спина», — высотой в три тысячи, кажется, метров.